Красный рыцарь - Страница 187

187

Капитан отвел взгляд.

— Да, — пробормотал он, откинувшись на спинку кресла и внезапно став серьезным. — Да, Гармодий. Я буду делать то, что скажете, только прекратите настраивать меня против вас тем, что напоминаете моего отчима.

Маг возразил:

— Я столько не пью, чтобы напоминать тебе твоего отвратительного отчима.

— Когда вы перечисляли несметные полчища нашего врага, то забыли про повстанцев. Мы наткнулись на них в лагере во время первой вылазки. Теперь он переместил их куда–то еще, и я потерял след.

— Повстанцы? — переспросил Гармодий. — Мятежники?

— Больше, чем просто мятежники. Люди, жаждущие изменений.

— В твоих словах слышится симпатия.

— Если бы я родился в лачуге мелкого фермера, то и сам стал бы повстанцем.

Молодой человек взглянул на свои доспехи, висевшие на манекене, словно обдумывал социальное неравенство.

— До чего же архаично, — хихикнул Гармодий.

— Сейчас простолюдинам намного хуже, чем во времена моей юности, — не сдавался капитан.

Гармодий погладил бороду и налил себе еще вина.

— Парень, ты ведь понимаешь, все стало хуже для всех. Все разваливается. Дикие побеждают — не великими победами, но простой энтропией. У нас уменьшается количество ферм, а вместе с ними и людей. Я заметил это, когда ехал сюда. Альба слабеет. И это сражение, эта маленькая битва за уединенную крепость, которая возвышается над жизненно важной для сельскохозяйственной ярмарки рекой, превращается в битву твоего поколения. Мы всегда жаждем преимуществ. Никогда не проявляем мудрость, пока у нас водятся деньжата, бессмысленно тратим ценные ресурсы на жалкую междоусобную борьбу и строительство церквей. Когда мы бедны, опять же деремся между собой за объедки, и, как всегда, Дикие где–то рядом. Они только и ждут, чтобы отобрать наши необработанные поля.

— Здесь я не допущу поражения.

— Потому что, если победишь, наконец–то сможешь наплевать на свою судьбу, этого ты добиваешься? — поинтересовался Гармодий.

— Каждый должен за что–то бороться, — ответил капитан.

АЛЬБИНКИРК — ГАСТОН

Никакого сражения под стенами Альбинкирка не произошло. Готовая к битве королевская армия находилась с южной стороны города, на западном берегу великой реки, а ее северный фланг защищал небольшой Кохоктон. Два дня королевские охотники убивали боглинов, а оруженосцы и лучники учились серьезнее относиться к несению караула, после того как под покровом тьмы враги перебили почти сотню боевых коней. Тогда же погибли шестеро оруженосцев и один титулованный рыцарь, столкнувшиеся со стремительным и превосходно вооруженным существом. Ростом оно было чуть выше пони, а реакцией превосходило кошачьих. В конце концов им удалось обратить его в бегство.

Армия поднялась за четыре часа до рассвета, в темноте выстроилась в боевые шеренги и осторожно двинулась к дымящимся руинам города. Но даже после таких усилий мыши удалось сбежать от кота. Или, возможно, лев удрал от мыши. Гастон не мог с уверенностью сказать, кем они на самом деле являлись.

У короля было почти три тысячи рыцарей и латников и вполовину меньше кавалерии, не считая новобранцев, оставшихся охранять лагерь. С одной стороны, никогда прежде Гастону не доводилось видеть столь многочисленной и прекрасно вооруженной армии: у альбанцев имелись доспехи даже для крестьян. Несмотря на то, что конные рыцари могли показаться старомодными, с избытком вываренной кожи, выкрашенной в кричащие цвета и надетой поверх двойных кольчуг, и нехваткой пластинчатых доспехов, теперь войско альбанского короля превосходило армию любого галлейского лорда. Полностью обеспеченное верховыми лошадьми, провиантом и фуражом. Сам монарх выглядел стройнее, увереннее и авторитетнее. Все караулы и заставы были прекрасно организованы. Молодые люди больше не скакали без доспехов.

Согласно всем источникам, у его отца, короля Готора, было по меньшей мере в пять раз больше людей, когда он отправился сражаться против Диких, а возможно, даже в десять раз. Свидетельства этого сохранились до сих пор и виднелись повсюду — кожаные доспехи не были просто приверженностью к старой моде. Вдоль дороги то и дело попадались заброшенные фермы и дома, а однажды — целый город с обвалившимися крышами.

Гастон даже остановился.

В тот день, когда солнце взошло за их спинами и скользнуло по наконечникам копий и вымпелам, враг словно испарился, отказавшись от дальнейшей осады Альбинкирка, как будто кроме лобового нападения больше ничего и не предполагалось.

Армия остановилась на берегу реки, а королевские охотники перебили особо медлительных боглинов, которые не успели спуститься с огромного утеса на раскинувшийся внизу берег. Герольды пересчитали убитых и спорили, называть разгром ничтожных сил врага битвой или же нет.

Гастон услышал оклик своего кузена и отсалютовал ему в ответ. Он так и не опустил забрало и не обнажил меч. Они могли бы продолжить преследование врага через реку, хотя это было бы странно, ведь противник отступал на восток.

Жан де Вральи передал свой массивный бацинет оруженосцу и покачал головой.

— Королевский совет, — со злостью выпалил он. В последние дни его все раздражало.

В сопровождении лишь небольшого эскорта с герольдом они поскакали через заросшее летними цветами поле к королю.

— Мы позволяем врагу ускользнуть, — заявил де Вральи. — Сегодня должна была состояться великая битва. — Он сплюнул. — Моя душа в опасности, потому что я начал сомневаться в своем ангеле. Когда мы наконец будем сражаться? Клянусь ранами Христа, я ненавижу это место. Тут слишком жарко, слишком много деревьев, уродливые люди, отвратительные крестьяне…

187